usinri: кусок прикола
Каждый из тех, кто служил в армии (или даже и не служил),
с удовольствием могут "вспомнить" и рассказать историю,
когда в очко сортира или в выгребную яму бросается что-нибудь
взрывающееся, после чего весь мир оказывается в дерьме.
А вот послушайте совсем другую историю, на 100% истинную.
В юные годы я оказался в пионерском лагере. Он находился далеко от города,
в лесу, и поэтому все удобства были там представлены большим
аккуратным сортиром очков на 20. Раз в неделю приезжала грузовик-цистерна,
мужик опускал сбоку в яму шланг, откачивал фекалии и уезжал.
Повторяемость этого процесса навела одного из моих одноклассников,
способного к дедуктивных рассуждениям, на необычную мысль.
Он предложил всем ходить в сортир только "по-большому",
а малую нужду справлять в кустах или в лесу за заборчиком.
И идея овладела массами. Некоторые ребята из младших отрядов
не сразу въехали, чего от них хотят, но после пары подзатыльников
до них тоже дошло. Короче, консистенция содержимого
ямы резко увеличилась, так как туда жидкая фракция теперь
не попадала.
Хорошо, в понедельник приезжает цистерна. Мужик опускает в яму хобот,
включает насос, закуривает, а еще церез минуту насос в его
качалке пошел по пизде.
Дети очень веселились. Там потом много было возни у старших -
замачивать сортир водой, и все такое.
Сорванцы были, одним словом.
с удовольствием могут "вспомнить" и рассказать историю,
когда в очко сортира или в выгребную яму бросается что-нибудь
взрывающееся, после чего весь мир оказывается в дерьме.
А вот послушайте совсем другую историю, на 100% истинную.
В юные годы я оказался в пионерском лагере. Он находился далеко от города,
в лесу, и поэтому все удобства были там представлены большим
аккуратным сортиром очков на 20. Раз в неделю приезжала грузовик-цистерна,
мужик опускал сбоку в яму шланг, откачивал фекалии и уезжал.
Повторяемость этого процесса навела одного из моих одноклассников,
способного к дедуктивных рассуждениям, на необычную мысль.
Он предложил всем ходить в сортир только "по-большому",
а малую нужду справлять в кустах или в лесу за заборчиком.
И идея овладела массами. Некоторые ребята из младших отрядов
не сразу въехали, чего от них хотят, но после пары подзатыльников
до них тоже дошло. Короче, консистенция содержимого
ямы резко увеличилась, так как туда жидкая фракция теперь
не попадала.
Хорошо, в понедельник приезжает цистерна. Мужик опускает в яму хобот,
включает насос, закуривает, а еще церез минуту насос в его
качалке пошел по пизде.
Дети очень веселились. Там потом много было возни у старших -
замачивать сортир водой, и все такое.
Сорванцы были, одним словом.
09.12.2018 в 08:44
комментироватьЛюбовь
(Быль, история рассказана Ричардом Б., крестьянином)
В том, что мужчины сентиментальны (в отличие от хладнокровных и расчётливых женщин), никто и не сомневается. Как только в сугубо мужской компании заходит речь о любви, то у всех участников беседы на глаза наворачиваются слёзы, уголки губ печально опускаются, а голос очередного рассказчика, приступающего к исповеди на тему личных страданий, предательски дрожит, выдавая тщательно скрываемые чувства. В общем-то, поэтому мужики и перескакивают сразу же на похабные басни – чтобы не расплакаться от горя, вспоминая, как их бросали возлюбленные, клявшиеся в вечной любви до гроба.
Но Ричард даже среди мужиков выделялся. Каждый раз, когда заходила речь о любви и семейной жизни, Ричард хмуро отворачивался и пил чай, мрачно уставившись в пол и в разговоре участия не принимая.
В колхозе, где мы собирали картошку, Ричард был самым старым, дорабатывал до пенсии, до которой оставалось ему буквально год-два, не больше. Поэтому мы и не задумывались, с чего это мужик грустно сопит, каждый раз, когда кто-то трепетно вспоминает о ждущей его дома красавице-жене.
А однажды Ричарда прорвало. И он, путаясь в русских словах, иногда переходя на латышский язык, иногда замолкая чуть ли не на час, рассказал историю своей любви. Пока рассказывал, мы внимательно слушали. Когда закончил, посидели ещё минут десять молча, потому что говорить не хотелось. Потом встали и разошлись по палаткам. И все оставшиеся до окончания отработки дни о любви речь больше не заходила.
Историю Ричарда я рассказываю так, как запомнил. Она правдива. Никто из тех, кто слушал Ричарда той ночью, в этом не сомневается – достаточно было видеть его глаза и слышать его голос.
***
Ричард родился и рос в небогатой крестьянской семье в предместьях Риги, на лесном семейном хуторе, там, где до сих пор лес не вырублен, хотя застроен дачами и хотя сегодня из центра города машина добегает до этих мест минут за двадцать.
В сороковом году Латвия стала частью Советского Союза, но крестьянская жизнь совершенно не изменилась, — наверняка, потому, что для изменений просто времени не хватило, так как меньше, чем через год, пришли немцы. Почти без боёв, споро, чётко, культурно, с отданием чести и выплатой марками за потребляемое молоко. Всё остальное крестьян не интересовало, разумеется.
В следующем году стало не по себе, потому что сельских парней стали забирать в армию и отправлять во фронтовые части СС (вот не надо про «добровольность СС» для латышей, ладно?) откуда живым мало, кто возвращался, так как латышей немцы направили в болота, где лихорадка косила мальчишек не хуже русских пуль (впрочем, с советской стороны тоже латыши стояли, зачастую родственники даже перекрикивались).
Ричарду в СС не хотелось, тогда ему предложили на выбор либо подводную лодку, либо место стрелка в бомбардировщике. Поэтому родители приволокли корову, добавили к той пару овечек, что-то ещё, ну, как водится у порядочных людей, после чего Ричард получил белый билет и продолжал косить траву, благо, война шла где-то очень далеко и никого из близких не касалась.
А ещё через год, в середине сорок третьего, к хутору подошла тоненькая, хрупкая девчонка. Обычная девчонка-беженка с большими печальными глазами, не стоящая на ногах от усталости, голодная и промерзшая после лесных ночёвок. Девчонку хуторяне приютили и накормили, потому что беженцы в этот райский уголок не забредали, а папа и мама Ричарда, всё же были поселянами добрыми и не очень прижимистыми.
Девчонка оказалась русской, хотя и выросшей в Латвии, но в той части, где издавна русские составляли большинство и где по-латышски говорили редко. Поэтому латышский язык знала она не очень хорошо, хотя объясниться могла. В семье же Ричарда никто не говорил по-русски. Но как-то столковались. Наступала осень, требовались работники на уборку урожая, посему девушку оставили, поселили в амбаре, и та стала помогать хозяйке, вставая, как у селян принято, часа в четыре утра и работая без устали до поздней ночи.
Ну, дальше всё просто. Ричард каждый день глядел, как девушка разливает уставшим работникам горячий суп, старался подсесть к ней поближе. Вечером, несмотря на усталость, помогал выносить вёдра или почистить картошку – обычные ухищрения молодого крестьянского парня. Да и девушка его не очень-то сторонилась.
Когда уборка урожая завершилась, девушка осталась в доме, а родители, которым старательная работница приглянулась, возражать против женитьбы сына не стали. И зимой молодые обвенчались. Возникла маленькая загвоздка, потому что у невесты не хватало каких-то документов, но очередная пара овечек проблему свела на нет. Юной жене вручили новый документ, согласно которому она теперь носила гордую и древнюю латышскую фамилию, а не непонятно-подозрительную русскую.
***
Молодые друг в друге души не чаяли. Ричард жену на руках носил, любил без памяти. А жена быстро освоилась, стала сама на рижский рынок на подводе ездить, по-латышски выучилась говорить. С детьми решили обождать до окончания войны.
Полному счастью мешала война, которая подкрадывалась всё ближе. Наконец, в октябре сорок четвёртого пришла Красная армия, точно так же, тихо и незаметно, как три года назад пришли немцы. Дня через два после освобождения от немцев семья решила, что можно снова ехать на рынок, – урожай собран, продавать продукты надо… Жена Ричарда вызвалась поехать сама, хотя Ричард возражал, мол, время военное, солдаты есть солдаты, может быть, мужчинам лучше поехать. Супруга резонно заметила, что она единственная, кто говорит по-русски, поэтому ей и надо ехать. Родители по-крестьянски рассудили, что золовка права.
И жена Ричарда уехала на рынок.
Домой должна была приехать вечером. Не приехала. Ричард всю ночь не спал, рано утром помчался, оседлав последнюю лошадёнку, в город, к моменту открытия рынка. А там ему сказали, что её и вчера на обычном месте не было. Ричард упал на землю и заплакал, проклиная себя за то, что отпустил жену одну в такое время.
До вечера бегал по городу, побывав в комендатуре, в штабах частей и подразделений, опросив всех, кого только мог. Безуспешно. Когда стемнело, бросился домой в надежде, что жена, вдруг, вернулась.
Нет, она не возвращалась. И Ричард сидел, уронив голову на руки, бессильно вслушиваясь в ночные звуки, уже ни на что не надеясь.
***
А рано утром у дома вдруг загудел клаксон. Ричард, всю ночь просидевший за столом в полузабытьи и уже собиравшийся выйти со двора, чтобы теперь уже пешком пройти весь путь от дома до города, поднял глаза и завопил от радости: У ворот стояла улыбающаяся жена, в том же платье, в котором два дня назад она уехала на рынок, в тех же туфлях, весёлая и счастливая.
Ричард подскочил к супруге, подхватил её на руки и закружился в безумном хороводе. Потом осторожно вернул любимую женщину на землю и просто, по-крестьянски, спросил, где ж та пропадала два дня и две ночи…
Жена пожала плечами и так же просто ответила, что была «у своих». Ричард ничего не понял и переспросил. Жена засмеялась, потрепала Ричарда по волосам, не заходя в дом, деловито проследовала в амбар, откуда выскочила через несколько секунд с небольшой радиостанцией в руках.
Пока солдатик-шофёр грузил станцию на заднее сиденье легковушки, супруга пояснила ошарашенному Ричарду, что она не беженка, а советский лейтенант-разведчик, заброшенный в Ригу для установления связи. С целью успешной легализации ей требовалось получить настоящие документы с местной фамилией, что и было достигнуто благодаря замужеству.
Каждый раз, когда жена выезжала на рынок, она получала донесения от местного резидента, и передавала их по ночам, пока утомлённые крестьяне сладко спали.
Так же смеясь, жена заметила, что вот, мол, приходится в гражданском платье ходить, потому что располнела тут на кулацких харчах, пока весь мир воюет. Чмокнула Ричарда в щёчку, села в машину и уехала, на прощанье помахав рукой.
***
Больше Ричард жену никогда не видел. Отслужил в советской армии, отучился в университете, стал геологом. Жил в Риге, Сначала пытался жену разыскивать. Просто потому, что очень её любил. Разыскать не удалось. Написал заявление о поиске жены под предлогом развода – ведь по документам-то они были женаты, мол, пусть подпись поставит. Надеялся, что таким образом хоть узнает, жива ли жена. Через месяц пришёл конверт, в котором лежала одна бумажка – свидетельство о признании брака недействительным. Приложила ли руку к составлению бумаги супруга или нет, Ричард так и не узнал.
Он больше не женился. А когда речь заходила о любви, отворачивался и замолкал.
(Быль, история рассказана Ричардом Б., крестьянином)
В том, что мужчины сентиментальны (в отличие от хладнокровных и расчётливых женщин), никто и не сомневается. Как только в сугубо мужской компании заходит речь о любви, то у всех участников беседы на глаза наворачиваются слёзы, уголки губ печально опускаются, а голос очередного рассказчика, приступающего к исповеди на тему личных страданий, предательски дрожит, выдавая тщательно скрываемые чувства. В общем-то, поэтому мужики и перескакивают сразу же на похабные басни – чтобы не расплакаться от горя, вспоминая, как их бросали возлюбленные, клявшиеся в вечной любви до гроба.
Но Ричард даже среди мужиков выделялся. Каждый раз, когда заходила речь о любви и семейной жизни, Ричард хмуро отворачивался и пил чай, мрачно уставившись в пол и в разговоре участия не принимая.
В колхозе, где мы собирали картошку, Ричард был самым старым, дорабатывал до пенсии, до которой оставалось ему буквально год-два, не больше. Поэтому мы и не задумывались, с чего это мужик грустно сопит, каждый раз, когда кто-то трепетно вспоминает о ждущей его дома красавице-жене.
А однажды Ричарда прорвало. И он, путаясь в русских словах, иногда переходя на латышский язык, иногда замолкая чуть ли не на час, рассказал историю своей любви. Пока рассказывал, мы внимательно слушали. Когда закончил, посидели ещё минут десять молча, потому что говорить не хотелось. Потом встали и разошлись по палаткам. И все оставшиеся до окончания отработки дни о любви речь больше не заходила.
Историю Ричарда я рассказываю так, как запомнил. Она правдива. Никто из тех, кто слушал Ричарда той ночью, в этом не сомневается – достаточно было видеть его глаза и слышать его голос.
***
Ричард родился и рос в небогатой крестьянской семье в предместьях Риги, на лесном семейном хуторе, там, где до сих пор лес не вырублен, хотя застроен дачами и хотя сегодня из центра города машина добегает до этих мест минут за двадцать.
В сороковом году Латвия стала частью Советского Союза, но крестьянская жизнь совершенно не изменилась, — наверняка, потому, что для изменений просто времени не хватило, так как меньше, чем через год, пришли немцы. Почти без боёв, споро, чётко, культурно, с отданием чести и выплатой марками за потребляемое молоко. Всё остальное крестьян не интересовало, разумеется.
В следующем году стало не по себе, потому что сельских парней стали забирать в армию и отправлять во фронтовые части СС (вот не надо про «добровольность СС» для латышей, ладно?) откуда живым мало, кто возвращался, так как латышей немцы направили в болота, где лихорадка косила мальчишек не хуже русских пуль (впрочем, с советской стороны тоже латыши стояли, зачастую родственники даже перекрикивались).
Ричарду в СС не хотелось, тогда ему предложили на выбор либо подводную лодку, либо место стрелка в бомбардировщике. Поэтому родители приволокли корову, добавили к той пару овечек, что-то ещё, ну, как водится у порядочных людей, после чего Ричард получил белый билет и продолжал косить траву, благо, война шла где-то очень далеко и никого из близких не касалась.
А ещё через год, в середине сорок третьего, к хутору подошла тоненькая, хрупкая девчонка. Обычная девчонка-беженка с большими печальными глазами, не стоящая на ногах от усталости, голодная и промерзшая после лесных ночёвок. Девчонку хуторяне приютили и накормили, потому что беженцы в этот райский уголок не забредали, а папа и мама Ричарда, всё же были поселянами добрыми и не очень прижимистыми.
Девчонка оказалась русской, хотя и выросшей в Латвии, но в той части, где издавна русские составляли большинство и где по-латышски говорили редко. Поэтому латышский язык знала она не очень хорошо, хотя объясниться могла. В семье же Ричарда никто не говорил по-русски. Но как-то столковались. Наступала осень, требовались работники на уборку урожая, посему девушку оставили, поселили в амбаре, и та стала помогать хозяйке, вставая, как у селян принято, часа в четыре утра и работая без устали до поздней ночи.
Ну, дальше всё просто. Ричард каждый день глядел, как девушка разливает уставшим работникам горячий суп, старался подсесть к ней поближе. Вечером, несмотря на усталость, помогал выносить вёдра или почистить картошку – обычные ухищрения молодого крестьянского парня. Да и девушка его не очень-то сторонилась.
Когда уборка урожая завершилась, девушка осталась в доме, а родители, которым старательная работница приглянулась, возражать против женитьбы сына не стали. И зимой молодые обвенчались. Возникла маленькая загвоздка, потому что у невесты не хватало каких-то документов, но очередная пара овечек проблему свела на нет. Юной жене вручили новый документ, согласно которому она теперь носила гордую и древнюю латышскую фамилию, а не непонятно-подозрительную русскую.
***
Молодые друг в друге души не чаяли. Ричард жену на руках носил, любил без памяти. А жена быстро освоилась, стала сама на рижский рынок на подводе ездить, по-латышски выучилась говорить. С детьми решили обождать до окончания войны.
Полному счастью мешала война, которая подкрадывалась всё ближе. Наконец, в октябре сорок четвёртого пришла Красная армия, точно так же, тихо и незаметно, как три года назад пришли немцы. Дня через два после освобождения от немцев семья решила, что можно снова ехать на рынок, – урожай собран, продавать продукты надо… Жена Ричарда вызвалась поехать сама, хотя Ричард возражал, мол, время военное, солдаты есть солдаты, может быть, мужчинам лучше поехать. Супруга резонно заметила, что она единственная, кто говорит по-русски, поэтому ей и надо ехать. Родители по-крестьянски рассудили, что золовка права.
И жена Ричарда уехала на рынок.
Домой должна была приехать вечером. Не приехала. Ричард всю ночь не спал, рано утром помчался, оседлав последнюю лошадёнку, в город, к моменту открытия рынка. А там ему сказали, что её и вчера на обычном месте не было. Ричард упал на землю и заплакал, проклиная себя за то, что отпустил жену одну в такое время.
До вечера бегал по городу, побывав в комендатуре, в штабах частей и подразделений, опросив всех, кого только мог. Безуспешно. Когда стемнело, бросился домой в надежде, что жена, вдруг, вернулась.
Нет, она не возвращалась. И Ричард сидел, уронив голову на руки, бессильно вслушиваясь в ночные звуки, уже ни на что не надеясь.
***
А рано утром у дома вдруг загудел клаксон. Ричард, всю ночь просидевший за столом в полузабытьи и уже собиравшийся выйти со двора, чтобы теперь уже пешком пройти весь путь от дома до города, поднял глаза и завопил от радости: У ворот стояла улыбающаяся жена, в том же платье, в котором два дня назад она уехала на рынок, в тех же туфлях, весёлая и счастливая.
Ричард подскочил к супруге, подхватил её на руки и закружился в безумном хороводе. Потом осторожно вернул любимую женщину на землю и просто, по-крестьянски, спросил, где ж та пропадала два дня и две ночи…
Жена пожала плечами и так же просто ответила, что была «у своих». Ричард ничего не понял и переспросил. Жена засмеялась, потрепала Ричарда по волосам, не заходя в дом, деловито проследовала в амбар, откуда выскочила через несколько секунд с небольшой радиостанцией в руках.
Пока солдатик-шофёр грузил станцию на заднее сиденье легковушки, супруга пояснила ошарашенному Ричарду, что она не беженка, а советский лейтенант-разведчик, заброшенный в Ригу для установления связи. С целью успешной легализации ей требовалось получить настоящие документы с местной фамилией, что и было достигнуто благодаря замужеству.
Каждый раз, когда жена выезжала на рынок, она получала донесения от местного резидента, и передавала их по ночам, пока утомлённые крестьяне сладко спали.
Так же смеясь, жена заметила, что вот, мол, приходится в гражданском платье ходить, потому что располнела тут на кулацких харчах, пока весь мир воюет. Чмокнула Ричарда в щёчку, села в машину и уехала, на прощанье помахав рукой.
***
Больше Ричард жену никогда не видел. Отслужил в советской армии, отучился в университете, стал геологом. Жил в Риге, Сначала пытался жену разыскивать. Просто потому, что очень её любил. Разыскать не удалось. Написал заявление о поиске жены под предлогом развода – ведь по документам-то они были женаты, мол, пусть подпись поставит. Надеялся, что таким образом хоть узнает, жива ли жена. Через месяц пришёл конверт, в котором лежала одна бумажка – свидетельство о признании брака недействительным. Приложила ли руку к составлению бумаги супруга или нет, Ричард так и не узнал.
Он больше не женился. А когда речь заходила о любви, отворачивался и замолкал.
02.05.2018 в 19:02
/review.phtml?rid=162065#reviews
11.08.2017 в 07:34
Нашему сынульке 4,5 годика. Не хочет идти спать. Давай, говорит, в шахматы играть. К слову сказать, он знает, как ходят и рубят фигуры, но познаний в тактике и стратегии ему сильно не хватает. Я говорю: "Давай, если я выигрываю, ты идёшь спать". Согласился. Не особо напрягаясь, ставлю ему детский мат и отправляю спать. Так расстроился, что даже поплакал малость, но спать таки пошёл. На следующий вечер, взяв себе в помощники маму, сын требует реванш.
- Сына, папа хорошо играет, мы не выиграем.
- Выиграем! Сейчас мы папе мат поставим! - полон решимости мой оболтус.
Партия началась. Поначалу сидел с мамой и активно ходил фигурами, каждый раз угрожая мне, что вот сейчас-то мне будет мат. Но по мере того, как мамины фигуры начали таять на доске, читать дальше →
- Сына, папа хорошо играет, мы не выиграем.
- Выиграем! Сейчас мы папе мат поставим! - полон решимости мой оболтус.
Партия началась. Поначалу сидел с мамой и активно ходил фигурами, каждый раз угрожая мне, что вот сейчас-то мне будет мат. Но по мере того, как мамины фигуры начали таять на доске, читать дальше →
08.10.2016 в 05:09
Всем хорошо такси, только за него платить надо. (С) Чукотская народная мудрость.
Сажусь я в маршрутку. В газель. На переднее место. Ноги у меня травмированы, посему пользуюсь обычно ручкой, которая наверху прикручена. Хвать я за эту ручку, а там ее нет. В общем, с грехом пополам влез. И что бы как-то "объяснить" свою неуклюжесть решил "пошутить" в водителя: мол ручки нет, упущение с Вашей стороны. Ни грамма упрека, ни капли скандальности, этакий неуклюж сетует на злодейку судьбу. Зря я это сделал. За рулем ре инкарнация Гастелло.(Это такой пилот бомбардировщика, который вписал свой горящий самолет в немецкую транспортную колону). Тонкая нить губ, руль гнется в сжатых кулаках с побелевшими костяшками, мне показалось что я услышал зубовный скрежет. Живой нерв. С такими надо разговаривать тихим спокойным голосом и желательно по телефону. А тут я. Петросян фуев. Замечание сделал. И лыбится……..урррр…..Далее диалог:
Водитель (сквозь сжатые зубы): а вы знаете, молодой человек, такую пословицу?
Я (непомерно пизделив в критических ситуациях):какую? Скорее всего знаю, я, в принципе, достаточно эрудирован…
Водитель (окинув меня взглядом начальника расстрельного конвоя ): Яйца курицу не учат!
Я (своей смертью не умру): ну это скорее не пословица, а отсылка к основному вопросу философии-что первично материя или идея, то есть курица или яйцо. Но позвольте, я по-Вашему, яйцо получается?
Водитель: ДА
Я: Развивая мысль, получается Вы курица?
Ответом он меня не удостоил, но посмотрел так, что волосы зашевелились. И на голове тоже. Но было поздно генератор дебильных идей в моей голове уже зародил сентенцию, и включил функцию "непормерной пизделивости" говорительного аппарата:
… а так как вопрос половой принадлежности не стоит, ваша "мужественность" очевидна для невооруженного глаза-вы курица мужского рода. То есть ПЕТУХ….
Сзади кто-то многозначительно "захрюкал" то есть как бы засмеялся не раскрывая рта.
Понимая что сказал что-то не то, я пытаюсь смягчить ситуацию. Так сказать добавить нотку юмора, нежности что ли:
….ну, в смысле, не петух, это как-то грубо, петушок.
Абзац. Чем дело закончилось рассказывать не буду. Все живы. Хотя за руль я не уверен. Вполне возможно отломил к фуям собачим под конец смены.
Сажусь я в маршрутку. В газель. На переднее место. Ноги у меня травмированы, посему пользуюсь обычно ручкой, которая наверху прикручена. Хвать я за эту ручку, а там ее нет. В общем, с грехом пополам влез. И что бы как-то "объяснить" свою неуклюжесть решил "пошутить" в водителя: мол ручки нет, упущение с Вашей стороны. Ни грамма упрека, ни капли скандальности, этакий неуклюж сетует на злодейку судьбу. Зря я это сделал. За рулем ре инкарнация Гастелло.(Это такой пилот бомбардировщика, который вписал свой горящий самолет в немецкую транспортную колону). Тонкая нить губ, руль гнется в сжатых кулаках с побелевшими костяшками, мне показалось что я услышал зубовный скрежет. Живой нерв. С такими надо разговаривать тихим спокойным голосом и желательно по телефону. А тут я. Петросян фуев. Замечание сделал. И лыбится……..урррр…..Далее диалог:
Водитель (сквозь сжатые зубы): а вы знаете, молодой человек, такую пословицу?
Я (непомерно пизделив в критических ситуациях):какую? Скорее всего знаю, я, в принципе, достаточно эрудирован…
Водитель (окинув меня взглядом начальника расстрельного конвоя ): Яйца курицу не учат!
Я (своей смертью не умру): ну это скорее не пословица, а отсылка к основному вопросу философии-что первично материя или идея, то есть курица или яйцо. Но позвольте, я по-Вашему, яйцо получается?
Водитель: ДА
Я: Развивая мысль, получается Вы курица?
Ответом он меня не удостоил, но посмотрел так, что волосы зашевелились. И на голове тоже. Но было поздно генератор дебильных идей в моей голове уже зародил сентенцию, и включил функцию "непормерной пизделивости" говорительного аппарата:
… а так как вопрос половой принадлежности не стоит, ваша "мужественность" очевидна для невооруженного глаза-вы курица мужского рода. То есть ПЕТУХ….
Сзади кто-то многозначительно "захрюкал" то есть как бы засмеялся не раскрывая рта.
Понимая что сказал что-то не то, я пытаюсь смягчить ситуацию. Так сказать добавить нотку юмора, нежности что ли:
….ну, в смысле, не петух, это как-то грубо, петушок.
Абзац. Чем дело закончилось рассказывать не буду. Все живы. Хотя за руль я не уверен. Вполне возможно отломил к фуям собачим под конец смены.
05.09.2016 в 09:25
